Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я… я целовался с Посланницей?… О, Небо!.. Я ничего не помню!
Вот теперь на Кадава было больно смотреть. Он почти плакал. И Бернет пожалел друга.
— Ладно тебе… давай перевяжу, а то мне Праки Найс велел не задерживаться. Сегодня к ночи должен прилететь Праки Аллант, а тут без него столько всего произошло! Боюсь, кое-кому не поздоровится.
Разматывая повязку и обрабатывая места бывшего ожога регенератором, Бернет рассказывал уже мягко, без агрессии. И периодически посматривал в лицо друга, который хоть и кривился от боли, но даже звука не позволил себе издать.
— Я бы ни за что не поверил, что такое можно сделать за один раз…! Это за пределом человеческих возможностей.
Но ты бы видел, какой у Рэллы Надежды сброс потом был! А вечером — отходняк жуткий. Все-таки двойная доза стимулятора — не шуточки! Она даже Альгиду выпроводила, сутки с постели не вставала и не ела ничего. И все из-за тебя! — Но потом все же попытался утешить донельзя расстроенного Кадава. — Короче, я прилечу послезавтра еще раз. Постараюсь ночью, наверное, чтоб Рэллу Надежду совсем без охраны не оставлять. И еще. Тебе велено переждать эти пять дней, как было приказано раньше, и начинать разрабатывать пальцы. Больно не больно — шевелись! На все про все у тебя месяц. Через месяц прилетаешь во дворец: или выходишь на работу или пишешь заявление на увольнение, по твоему усмотрению. Так Праки Найс сказал. Но месяц тебя будут ждать.
Кстати, вот твой браслет. Приказано отдать — И выложил браслет на табурет, с которого только что поднялся. — Не молчи, общайся. Прикидывай примерно, когда я могу быть свободен или я сам свяжусь с тобой. — И, уже с порога, Бернет посоветовал: матери смотри, не проговорись, любовник несчастный!
* * *
Уже взошла вторая луна, а значит, близилась полночь. Бернет сменил Кадава и тот отправился спать, впервые на свою кровать после возвращения из отпуска. День прошел на удивление спокойно, Рэлла Надежда никуда не выходила, а весь вечер и вовсе провела с мужем. Даже Альгиду, и ту выставили в общую компанию всех четырех телохранителей, которые бездельничали, играли на скорость в хватайку, очень стараясь не шуметь при этом. И Кадав радовался возвращению.
Остаться вдвоем после усиленной, до седьмого пота, тренировки — больше ничего не хотелось. Аллант приказал принести фруктов и всем исчезнуть. Супруги наслаждались покоем и одиночеством.
Аллант, вся одежда которого состояла только из махровой простыни, обернутой вокруг бедер, полусидел в подушках на кровати и просматривал стопку свежей прессы. Надежда, также полулежа, сушила волосы после душа и, вытягивая шею, периодически заглядывала в журнал к Алланту, изредка комментируя увиденное.
Изящно плетеная корзинка с фруктами стояла между ними. Периодически кто-нибудь, почти машинально, наощупь, запускал туда руку, чтобы выудить и сгрызть или с аппетитом всосать очередной плод.
— Надь, а, между прочим, ты что, опять решила вернуть старого телохранителя? Что-то я его давненько не видел, а сегодня смотрю, опять появился и счастливый такой!
— Соскучился по обществу пока дома сидел, лечился.
— Ах да! Между прочим, если по справедливости, человеку за твое спасение премия положена. А ведь я и забыл уже про него, пока он в своем захолустье пропадал. Как уж оно там называется?
— Стекольный. Там водопад красивый очень.
— Водопад может быть и красивый, а вот жилье у твоего телохранителя, насколько я наслышан, никакой критики не выдерживает. Тебе самой не стыдно? Такой материал для прессы: телохранитель Посланницы живет в трущобах! Нужно ему подобрать что-нибудь приличное в качестве премии. Вот только вставать к монитору не хочется.
— Ну, и не вставай. — Надежда, оглядываясь через левое плечо, телепортировала монитор на колени Алланта, слегка задев его по голове.
— А полегче?!
— Сам просил! — ехидненько отозвалась Надежда, пристраиваясь поудобнее, чтобы видеть экран — А кто недоволен — в следующий раз будет самостоятельно все доставать!
Они долго, увлеченно и сосредоточенно, выбирали из продажных домов Стекольного что-нибудь более или менее подходящее и, наконец, придя к обоюдному согласию, остановились на небольшом, белом двухэтажном особнячке с садом в спальном элитном районе городка.
Аллант спустил монитор на пол, вызвал по браслету Найса, назвал ему номер лота и приказал к утру купить и оформить документы на имя…
— Кадав Граси. — подсказала Надежда и добавила — Аллант, не забудь, кстати, приложить чек на обустройство, переезд и вообще… Я что-то сомневаюсь, чтоб у парня после месяца домашней отсидки хоть кредос за душой остался. А содержание такого дома потребует значительных расходов. Так что не скупись — не обеднеешь!
— Ага! Еще скажи, что ему завтра же потребуется и выходной для переезда…
— Естественно! Ладно-ка, не будь жмотом, Ваша Мудрость!
— Ах, я после всего еще и жмот! Ну, все! — Аллант неожиданно рванулся, чтоб прижать спорщицу к постели. Надежда резко крутнулась в попытке ускользнуть. Тут же раздался предупреждающий вскрик и одновременно с ним легкий хруст раздавленной корзиночки. Аллант отпустил жену, но было уже поздно.
С притворно-жалобным хныканьем она сидела на кровати и выбирала из волос давленые фрукты.
Аллант осмотрел ее спину, обреченно констатировал:
— Бесполезно. Только отмывать! — и сгреб жену в охапку, чтобы утащить под душ. — Зато ты будешь очень-очень чи-истая, — пыхтя, уговаривал он, продолжающую будто бы безутешно стенать и хныкать, Надежду. Опустив супругу под душ, с браслета скомандовал: Альгида! Убери там все быстренько.
* * *
Кадав со вчерашнего вечера пребывал в странном расположении духа. Он едва сумел дождаться рассвета, чтобы, схватив разрешенный к пользованию люфтер, рвануть домой, и всю дорогу придумывал слова, которыми можно будет обрадовать мать и не напугать ее при этом до полусмерти. Уже посадив послушную машину, он решил, что все-таки лучше будет подождать еще немного, все формальности доделать по-тихому самому и устроить домашним настоящий сюрприз.
Кадав торопливо шагал по знакомой с детства улице и на него оглядывались спешащие на завод рабочие. Не так часто на улицах поселка можно увидеть в такую рань элегантно одетого столичного жителя, да еще в форме императорской гвардии. Кое-где уже играли ребятишки. Детки на Стекольном — такие же ранние пташки, как и их родители.
Около родного подъезда, как всегда разливалась почти никогда не просыхающая лужа. Кадав осторожно пробирался вдоль стены, аккуратно переступая с камешка на камешек кем-то старательно выложенные по воде, чтоб не промочить ног, когда с крыши многоэтажки раздался заливистый озорной свист, а вслед задорный насмешливый крик:
— Праки! Смотрите, здесь